Я позвонил в дверь и через несколько секунд услышал звук хлопающих ставен над головой.

– В чем дело?

– Фрейлейн Халстед, пожалуйста.

– Она здесь живет. Чего вы хотите, герр?

– Я ее друг. Хочу увидеться с ней.

Глубоко внутри я не был уверен в себе. Как меня примут ее родители? Если бы они только знали! Любовник их дочери пришел навестить ее, словно настоящий жених.

– Входите, герр! Второй этаж направо, – пригласил голос.

Дверь открылась автоматически. Я поднимался по ступенькам, прикидывая, что я им скажу. Через секунду или две я столкнулся лицом к лицу с Бригиттой. Покраснев в смущении, она представила меня пожилой паре, глядевшей на меня подозрительно.

Казалось, моя форма их удивляла. Странные люди. Они выглядели встревоженными, почти испуганными. Затем я вдруг понял почему.

– Петер Нойман, старый школьный друг, – сказала Бригитта.

– Рады видеть вас… герр, – с трудом выговорил герр Халстед.

– Герр Халстед, извините за то, что помешал вам завершить воскресный обед, но мне не часто приходится проезжать через Штутгарт. Хочу провести с Бригиттой послеполуденное время. Вы не будете возражать?

Старик повернулся к дочери:

– Конечно, если Бригитта хочет. Но я…

– Да, папа, – прервала его Бригитта. – Все в порядке. Во всяком случае, мне не хочется гулять с Ханной. Скажи ей, что ко мне пришел гость и пригласил меня на прогулку. Через минуту я буду готова! – добавила она с лучезарной улыбкой в мой адрес.

Через десять минут мы спустились по лестнице. С улицы Бригитта помахала рукой родителям, которые наблюдали, как мы уходим. Я сдержанно держал ее под руку, как подобает достойному школьному товарищу.

Когда мы повернули за угол, я обнял и поцеловал ее.

– Бригитта! Милая… Как долго я ждал этого момента.

Ее губы прижались к моим. Затем поцелуй прервался, и она улыбнулась:

– Петер, родной! Я так хотела тебя увидеть. Месяцами я ждала, что ты придешь!

Я наклонился к ней.

– Ты хочешь этого?

Она слегка покраснела и моргнула в знак согласия.

Мы отправились в небольшой отель на Ольгаштрассе. Регистратор окинул нас удивленным взглядом, вероятно поражаясь нашей молодости или моей форме. Я чувствовал себя неловко, оплачивая номер. Что касается Бригитты, то она покраснела и отвернулась, чтобы скрыть свое смущение.

Женщина-привратница повела нас вверх по лестнице. Мы шли за ней, взявшись за руки. Я едва сдерживал безумное желание рассмеяться. Должно быть, мы выглядели весьма непристойной парой!

Как только за нами закрылась дверь, Бригитта сняла туфли и легла на кровать. Я сел рядом с ней. Она часто дышала.

– Петер. Я так тебя люблю.

Время пронеслось невероятно быстро.

Но с приближением вечера я не мог не спросить ее о том, что беспокоило меня с начала полудня.

– Твои родители, случаем, не евреи?

Она пристально посмотрела на меня, затем побледнела.

– Да, Петер. Я хотела тебе сказать об этом как-нибудь, но какое это имеет значение?

Слезы навернулись на ее глаза.

Я запустил руки в густые волосы Бригитты и повернул ее лицо к себе.

– Никакого, Бригитта. Я люблю тебя.

Часы показывали уже пол седьмого. Пора было возвращаться.

Я проводил ее домой и за несколько минут до семи обнаружил Франца в большом волнении. Он неистово махал рукой со ступеньки вагона поезда, который собирался вот-вот отойти.

В два часа утра мы наконец вернулись в Фогельзанг.

Согласно вчерашним приказам, нам больше нельзя пользоваться умывальниками.

Надлежало пробегать два километра и купаться в горной речке.

Приказы высшей инстанции всегда направлены на то, чтобы закалять наши характеры. Однако те, кто издает такие приказы, сами явно не испытывают желания морозить свои пупки в глубине леса.

По мнению ветеранов, мы еще ничего не видели. Их уже лишали сигарет на долгое время. В июле прошлого года порцию еды уменьшили вдвое на целый месяц в наказание за какое-то нарушение дисциплины. Прошлой зимой их будили по ночам для проведения занятий в глубоком снегу.

Да, «коричневые рыцари» знали, что их ждет, перед тем как ехать в Орденсбург. Но все равно…

«Железная дисциплина. Полное подчинение», – гласят лозунги. Партия недаром заботится о том, чтобы кадет сбросил с себя груз гражданского прошлого. Сбросил все, даже свои долги, неоплаченные налоги. Партия гарантирует их оплату. Цель этого фактически заключается в том, чтобы освободить будущих юнкеров от любых связей с прошлой жизнью. Мелочные материальные проблемы не могли отягощать или служить препятствием тем, кому суждено управлять Германией. Их семьи получают ежемесячные приличные субсидии, от ста до трехсот марок, в зависимости от обстоятельств.

Сегодня групповые упражнения и практика стрельбы из пулеметов.

Инструкторы говорят, что будем стрелять боевыми патронами.

Нам выдали стальные шлемы, командиры подразделений получили приказы, рассредоточили по опушке леса атакующие группы.

Вырыли окопы нужного профиля. Приказы ясно давали понять, что окопы не должны быть заметными для вражеских разведчиков. Их следовало замаскировать, поэтому рабочая команда до утра подвозила специальные сетки и ветки деревьев.

Чтобы создать дополнительные трудности, на условной «ничейной» полосе протянули проволочное заграждение. Тем, кому предстояло его резать, выдали ножницы для проволоки.

Резать проволоку под огнем боевыми патронами. Это уже кое-что!

Сигнальная ракета вспыхнула, затем медленно погасла.

Зеленая ракета. Вот сигнал, которого мы ждали.

Начали ползти по-пластунски на территорию красных – нашего противника.

Мы не проползли и сотни метров, как в нескольких метрах замаячило проволочное заграждение, а когда пулеметы повели огонь длинными очередями, в ушах зазвучал свист пуль.

– Прижимайтесь к земле, дурни! – заорал руководитель учений с черной повязкой группе в полдюжину придурков, бежавших к колючей проволоке.

Внезапно вокруг нас все загрохотало, одни снаряды рвались, другие с воем приближались. Артиллерийский обстрел!

Мы с открытыми от изумления ртами глядели друг на друга. Дело действительно приобретало серьезный оборот! Стараясь определить, откуда именно исходил грохот, я вдруг понял. В кронах деревьев спрятали громкоговорители, и мы слышали лишь звуковой эффект реального сражения. Ну, как в кино!

Мы преодолели проволочное заграждение.

Целью нашей атаки было два пригорка. Один мы взяли. Другой оборонялся более упорно. Два «коричневых рыцаря», которые опрометчиво подняли головы, были подстрелены.

Пронзительные стоны от боли, крики и ругань командиров отделений, санитары… В мгновение учения прекратились.

Позже мы узнали, что один из парней умер на пути в лазарет. Состояние другого парня, раненного в глаз, было критическим.

Этим двум парням не повезло – и всем нам в связи с этим, – поскольку им предстояло на следующей неделе завершить обучение в Фогельзанге.

Вчера нам оказал большую честь своим посещением один из руководителей рейха Рейнхард Гейдрих.

Он сделал нам смотр и заявил, что удовлетворен нашей военной выправкой.

Гейдрих выглядит поразительно молодым для такого поста и очень высок. На нем палевый мундир, на боку – длинная сабля с серебряными кисточками.

Он произнес перед нами грозную речь, перемежавшуюся довольно непристойными ругательствами и угрожающими жестами поднятым кулаком.

– Время колебаний кончено, – разбушевался он. – Очень скоро мы начнем войну за освобождение, борьбу за жизненное пространство. Мы должны победить, и мы победим. Германия сейчас достаточно сильна, чтобы одолеть те страны, которые посмеют сопротивляться ее справедливым требованиям…

Его красноречие приветствовало массовое «Зиг хайль!».

Мы прошли парадным шагом с равнением налево и пением «Treue und Treue» («Верность! О, верность»).

Глава 6

ЗОНТХОФЕН

28 августа 1939 года. Замок Зонтхофен. В течение двух последних дней немецкие десантники вели бои с польскими парашютистами, напавшими на радиостанцию в Глейвице. (Грязная провокация, организованная немцами, – нападение изображали немецкие уголовники, переодетые в польскую военную форму. Позже их ликвидировали. А немецкие спецподразделения, не получившие от фюрера в последний момент распоряжения об отмене первоначального приказа о начале боевых действий, вели бои на границе с Польшей с 26 августа. – Ред.)